Рейс на одного

Если вы читаете эту тетрадь, то заклинаю вас: остановите поезд и покиньте его любой ценой. Если, конечно, еще не поздно. Я выношу это предупреждение сюда, в самое начало, ибо свой шанс я упустил, пока со смесью страха и любопытства листал старые, пожелтевшие страницы. Покиньте дневник. Оставьте его в покое и бегите. Все дальнейшие записи могут вам пригодиться в случае, если за окном туман, а стоп-кран не работает. Что ж. Я пытался помочь вам. Кто знает — быть может, это не в моих силах, и тот, кто нашел это проклятую рукопись, обречен дополнить ее мрачные страницы своей частью истории.

Этот дневник я нашел под нижней полкой в своем купе. Поскольку у меня было достаточно времени для того, чтобы его прочитать — и не один раз — я переписал его на более новой бумаге, так как самые старые страницы буквально разваливались в руках. Далее и впредь я расположу записи не в хронологическом, но в логическом порядке. Здесь — судьбы многих людей. Некоторые, которые повторяли участь других, я не стал заносить в эту рукопись. Иные были слабы духом. Некоторые — слишком отважны. Имена и места я опустил из различных соображений — впрочем, ни время, ни тем более место уже не уместны. Я не знаю, чем их истории закончились и ведет ли хоть одна дорога прочь из этого места. Итак, далее по порядку, определенному мной:

Запись первая.

20е января 1980.

Проклятая метель никак не утихнет. Мы уже почти четыре часа ползем сквозь буран со скоростью беременной черепахи. Думаю, на встречу я точно опоздаю. Мой сосед по купе — пожилой мужчина — это какая-то квинтэссенция худшего в мире попутчика. От него разит перегаром, он храпит, а его носки воняют так, словно он их год не менял.

Самое ужасное — открыть окно нельзя — снаружи слишком холодно! Я уже общался с проводником и просил перевести меня в другое купе, однако тот ответил, что это будет возможно только на ближайшей станции — когда они смогут уточнить, нет ли брони на какое-то из свободных мест. *неразборчиво*…имо торчать в проклятом купе.

Подожду в коридоре, пока не доберемся до полустанка.

21 января.

Великолепно. Несмотря на вонь и храп, я все же поспал. Снаружи уже даже не метель, а — буквально — завеса из снега. Поезд остановился еще в час ночи, и, вынужденный уступить проводнику, я отправился спать со своим попутчиком.

Проклятье! Мы торчим тут уже почти 12 часов! Самое ужасное — это то, что закончился чай и уже банально нечем себя занять. Благо, хотя бы топят хорошо.

Проводник спустя почти 16 часов наконец согласился пересадить меня в другое купе, однако мое ликование было недолгим: дверь в другой вагон не открывалась, даже несмотря на наши общие усилия. Он предположил, что дверь примерзла или заела. Как неудачно, что я еду в хвостовом вагоне! Заднюю дверь замело, и окно все засыпано снегом. Буду спать в коридоре. Спутник по купе хоть и проснулся, но первым делом выудил из сумки початую бутылку, и, прикончив ее и палку колбасы за считанные минуты, опять завалился спать.

22 января.

Не считая того, что я голоден, я рад: мы тронулись. Вьюга прекратилась, и теперь за окном, в голубых вечерних сумерках, проплывает подернутый белесой дымкой лес. Ползем мы не быстро, но ползем. По моему ощущению — все быстрее. Видимо, мы покинули зону катаклизма, и на всех парах мчимся к долгожданному перрону. Господи, как же я хочу прогуляться по свежему воздуху.

22 января, вечер.

Ничего не понимаю. Лес тянется бесконечной стеной стволов. Сумерки даже не собираются переходить в день или ночь. Проводник растерян, сосед требует выпивки, но ее нет — и он по этому поводу закатил скандал.

23 января.

Мы все еще едем. Что за чертовщина?! При всем желании мы уже должны были проехать хоть какой-то поселок! Проводник бледный и пытается успокоить. Говорит, что, видимо, мы поехали каким-то обходным путем. Что за обходной путь лежит через места без единого поселения?!

24 января.

Я только что понял, что мой попутчик пропал. Вышел в туалет, и его нет уже час. Проклятые деревья сводят меня с ума.

25 января.

Странно, но я только сейчас понял, что не голоден и не испытываю жажды. Более того, я не спал уже сутки и не хочу спать. Я могу лежать с закрытыми глазами, но сон не идет. Чертовщина какая-то. Если так пойдет дальше, то я попытаюсь что-то предпринять.

26 января.

Почти неделя в долбаном поезде. Невыносимо. Сижу и таращусь на чертов лес.

27 января.

К черту.

У меня всего два объяснения. Либо я умер и попал в ад. Либо я рехнулся и сейчас сижу и пускаю слюни у окна или в палате какого-нибудь дурдома. Так или иначе — я намерен с этим покончить. Одеваю все, что есть теплого, и выпрыгиваю на ходу.

Проклятье! Дверь не поддается. Однако мне удалось выбить стекло в задней двери. Попытаюсь протиснуться.

Запись вторая.

15 марта 1974
(Предыдущий текст опущен ввиду его частичного или полного совпадения с предыдущим).

Мы едем уже неделю. Все очень напуганы. Бескрайние поля за окном, подернутые клочьями тумана, — вот и весь наш пейзаж. И эти проклятые сумерки!

Боже милостивый, ниспошли нам благословенье свое, даруй нам выход из этого чистилища!

Мы молились — все вместе. Даже нагловатая и самоуверенная А. (Еще и красится, как шл*ха!).

16 марта 1974.

Мы заперты! Невозможно выйти из купе! Господи! Нам так страшно! И. рыдала и умоляла открыть двери. А.пыталась ее приободрить и предположила, что нам в чай добавили ЛСД или еще чего. Она сказала, что как-то пробовала его, и от него “сносит крышу”, и может всякое “видеться”. Самое ужасное: мы не можем заснуть. Это настоящая мука — сидеть, таращась в окно час за часом. Все книги уже перечитаны, и разговоры идут по кругу.

Это ужасно.

17 марта 1974.

А. пропала! Господи, когда?! Мы сидели все на своих полках, А. и И. — на верхних. И. клянется, что ничего не видела — просто отвернулась к стене минут на 10, а когда повернулась обратно — ее не было! Она не придала этому значения и решила, что А. просто спустилась вниз. Теперь мы сидим все внизу и боимся закрыть глаза.

хх марта 1974.

Не знаю, какой сейчас день. И день ли вообще. Я одна в купе. А., И., К. — все они пропали. Точно так же: на мгновение мы смотрим в окно — и вот уже кто-то пропал… Я даже не помню, в каком порядке это было. Теперь я просто смотрю в окно и думаю,, не пропала ли я. Может, сейчас А. К. И. сидят и с ужасом таращатся на пустое, все еще теплое сиденье? Господи, дай мне сил!

хх марта 1974.

Не выношу этого. *неразборчиво* …не буду. Будь оно все проклято. Я не могу так больше. Он молчит. Пейзаж затянуло туманом. Я одна. Нож. Я нашла обычный нож для масла в сумке К., я смотрю в окно и точу нож о край стола. У меня такое ощущение, будто сквозь двери на меня кто-то смотрит. Я не хочу оборачиваться. Упрямо точу нож — скоро я смогу спокойно закончить этот проклятый рейс.

Запись третья

5-е июня 2001.

Меня не покидает чувство взгляда в спину. Все пропали. И пожилая женщина — я так и не узнал ее имя. И ее пятилетний внук. Как он перепугался, не увидев свою “бабу”!.. Я его обнял и попытался утешить, но через мгновенье понял, что глажу воздух. Думаю, я схожу с ума.

Я читал некоторые труды по психиатрии и почти уверен в своем диагнозе. Но! Мои воспоминания — непрерывны. Они выстраиваются в цепочку последовательных непрерывных событий. Нету пробелов. Нету нестыковок или возникших из ниоткуда персонажей.

7-е июня 2001.

Если бы не календарь телефона, то ни за что не догадался бы, какое сегодня число. Мой День рождения. Блин. Сойти с ума на свой ДР. Карма, блин.

*неразборчиво* 2001.

Купе открылось! Я вышел в коридор. За окнами все так же проносятся деревья и обширные поля, а вдалеке — огни городов.

*неразборчиво* пуст. Никого нет. Двери заблокированы. Черт, я что, попал в какое-то сраное реалити-шоу? Бегал и умолял прекратить по всем вагону.

какая-нафиг-разница-какое июня 2001.

Только сейчас понял. Я не потею, не хочу есть и пить. Все это время я просто не обращал внимания на это. За все эти дни я ни разу не сходил в туалет. Я даже, блин, не потею.

*неразборчиво* июня 2001.

*неразборчиво*ьб! Б***ь! Мать вашу! Это… это было… блин. Так, П., успокойся… *неразборчиво*…жат руки. До сих пор. Проверил замок купе трижды — все закрыто. Это… это был *неразборчиво*. Я прогуливался коридором — в который раз. И тут, обернувшись… черт… дрожат руки… *неразборчиво*.

…Вроде, успокоился. В общем, я увидел силуэт. Похож на человека, но несколько выше и более… долговязый, словно сотканный из тумана, что за окном. Я сначала подумал, что померещилось, и проморгался, но — клянусь — он стал четче! Белесая тень, что стояла в конце коридора. Я добежал до своего купе и заперся внутри.

28-е июня 2001.

Я просидел в долбаном купе почти неделю. Не могу заставить себя высунуться наружу. За окном то и дело мелькают эти белые тени. Даже сама мысль о том, чтобы высунуть нос наружу, невыносима.

12-е июля. *неразборчиво*

Поезд остановился. Сначала я не поверил свои глазам, но мы стоим вот уже час. Снаружи — платформа. Небо — чистое, ни клочка проклятого тумана. *неразборчиво* …эти строки и бегу наружу. Не знаю, конец это или только следующий виток кошмара. Дневник на всякий случай оставлю тут. Быть может, мне придется вернуться и продолжить этот проклятый путь.

Интересная заметка, найденная от неизвестного автора. Почерк похож на женский. Всего одна запись:

К черту эту сволочь! Я читала все, что было с другими. Сейчас открою дверь и воткну ей осколок в глаз!
*неразборчиво*

Запись чертветая. (орфография сохранена)

Прапала бабушка. Я искал ийо павсюду, но мама прибижала и забрала в купэ. Ана очинь плакала и сказала, што бабушка поиграет с нами впрятки. Я звал бабушку, но она ни хатела выхадить.

Мама тоже ришила проиграть впрятки. Я ийо ни нашел и начил звать, но мама пряталась.

Белый дядя пришел и попросил ни плакать, но я нимагу ни плакать, патамушта мама спряталась и ни атвечаит. У дяди странная рука. Завтра он абищал прити ка мне с друзями и сказал, што мама скора будит сам ной. Я очинь рад.

Запись пятая
(Здесь и далее даты и прочее не важны. Вы уже понимаете, что не во времени дело).

…это был не человек. Я повидал всякое на своем веку, но это — это что-то невероятное. И — признаю — пугающее.
Объяснение непонятным свойствам пространства-времени в этом… измерении — не побоюсь этого слова — я примерно дал для себя. Более того, я старательно наблюдал за кустами снаружи. Как мне показалось, один примечательный куст мелькает раз в 4-5 минут. Это значит, что я угодил во что-то вроде временной петли. Но кто они такие? Я заметил этот силуэт в конце вагона. Я заметил, что всякий раз, как я моргаю, он приобретает плотность и более четкие очертания. Чем четче очертания, тем увереннее он движется.

Дымчатая фигура стоит на месте.

Силуэт явно неспешно идет.

Фигура, подернутая дымкой, уже явно движется.

Я дошел до своего купе и, несколько раз быстро моргнув, захлопнул дверь. Послышался деликатный стук.

Очевидно, он хочет установить со мной контакт. Я опишу все, что произойдет в следующей записи.

Запись шестая (я ее включил просто для верующих — бог вам не поможет).

Я молился три дня и ночи — но без толку. Они скребутся о дверь, и местами, где они разодрали дверь, я вижу их когти. Их лик поистине ужасен. Да помилует меня бог!

Запись седьмая

Я многое поняла, прочитав дневники. И каждый раз, как я видела опасность, описанную другими, — я ее избегала.

Пялилась в окно — пока все не пропали. Не выходила из купе — даже когда поезд стоял. Завидев первый силуэт, я, не моргая, прошла в купе и осталась там. Я просто заткнула уши ватой — и они прекратили скрестись — для меня. И тут же прекратили появляться новые борозды на двери. Они действуют чрез наше сознание?

*неразборчиво*
…ра! Надо слыш…

Запись восьмая, моя.

Что же, судя по всему, я продержался дольше остальных. Я не сошел на полустанке, я не стал гулять по коридору — даже когда замок должен был быть открыт. Я не выбивал окна и не обращал внимание на пропавших соседей. Сегодня мы остановились в поле. Я так просидел почти пять дней — мы не трогались с места.

Здесь и далее я буду предпринимать короткие вылазки и писать столь же короткие заметки. Я буду описывать предполагаемое действие, и — по возвращении — мои впечатления. Если последнего не будет — то знайте: я либо погиб, либо освободился.

Выйти в коридор. Сделано. Ни намека на тени.

Выйти в тамбур. *Неразборчиво*…до сих пор. Как вспомню увиденное — опять рвотные позывы. В тамбуре — труп.

Очень аккуратно расчлененный: разрезы — хирургически точные. Все внутренности развешаны, словно адская гирлянда.

Пройти мимо трупа. Не вышло. Меня опять стошнило. Отвратительное зрелище.

Пройти мимо трупа-2. Вышло. Я почти час стоял на подножке вагона, не решаясь коснуться земли. Затем… Нет, я лучше напишу завтра. Дрожат руки *неразборчиво*

Ушло почти два дня, чтобы успокоится. Итак, я сошел на землю. Вокруг было бескрайнее море пшеницы и — солнце. О, боги! Я бы душу отдал за солнце! Они появились из ниоткуда. Бледные, худые существа, с когтистыми трехпалыми лапами (я заметил, когда одна лапа чуть не снесла мне голову). Буквально мгновение назад была пшеница и солнце, и вот уже я стою посреди зловонного болота по пояс в жиже, и они мчатся ко мне со всех сторон. Я выбрался. Грязный, в тине и иле — я влетел в вагон и захлопнул дверь перед носом одного из них.

Послышался тяжелый удар, и дверь прогнулась, словно в нее влетел грузовик.

Этот шум. Они орут, воют и стенают так, словно сам Ад обрушился на мое сознание. Я сумел отломить острый кусок металла и точу его. Поезд едет, за окном — опять туман — и вой жутких тварей. Если вы это прочитали и за окном все еще светло, и нет тумана — бегите. А я — я остаюсь в этом аду.